Встречная коляска стала невольным развлечением. Интересно, куда спешит ее пассажир? Лошадок он не жалеет, гонит изо всех сил. Мало ли, случилось у него что-то. Вряд ли я об этом узнаю, да мне, в принципе, и всё равно.

Но я не угадал. Подъезжая к нам, он начал тормозить, затем, не дожидаясь полной остановки, спрыгнул на землю и побежал к нам. Жандарм, нижний чин какой-то с тремя лычками. Фельдфебель, что ли? Мундир запылился, конечно, ничего не поделаешь, дорога, но официального статуса это не отменяет.

— Господин Баталов? — козырнул он.

— Это я.

— Ваше высокоблагородие, прошу вас следовать за мной как можно быстрее. Вот записка от доктора Бортникова.

Глава 20

СТОЛИЧНЫЯ ВѢСТИ. При московском университете, как сообщаютъ, открыты будутъ институтъ сравнительной анатомiи, фармацевтическiй институтъ, ботаническiй и зоологическiй институты. Всѣ эти учрежденiя будутъ помѣщаться в новомъ громадномъ зданiи по линiи Никитской улицы и Долгоруковскаго переулка.

СТОЛИЧНЫЯ ВѢСТИ. Устанавливается прямое сообщенiе между нашими и итальянскими желѣзными дорогами.

СТОЛИЧНЫЯ ВѢСТИ. Министромъ финансовъ утвержденъ проектъ устава музея гигiены и санитарной техники въ Москвѣ.

До губернаторского дома оставалось верст пять, если и больше, не сильно. Вскачь минут пятнадцать. Для сытых и ухоженных лошадок не велик труд. Но пристава никто внутрь не приглашал, а он и не стремился. Правильно товарищ понимает вертикаль власти — чем дальше от нее, тем лучше. Нас и тут хорошо кормят, как говорил один котик.

А неплохо устроился Ржевский — чистота и порядок везде. Газон если и не как в английских усадьбах, то близок к этому. Хотя как по мне, рассказы про необычайное качество островной травы — часть хорошо проведенной пиар-акции. А сами, прости господи, тарелки мыть не научились, воду экономят. Ладно, потом всё. Пока вперед за жандармом. Спрашивать у него что-то смысла нет, понятно, что послали вызвать, в подробности не посвящая.

На ступенях губернаторского дома жандарм передал меня ливрейному лакею с лицом, спокойным как у памятника. Они, наверное, тренируются вот такую непробиваемую рожу держать, будто во рту у них что-то не очень хорошее. Следующим эстафету принял камердинер, который проводил до кабинета. Странно, что на пороге дворецкого не встретили. Зато имелся знакомый — доктор Бортников. А что же, более высокопоставленные товарищи оказались не особо компетентными? Позвали теперь того, кто умеет не только лобызать филейные части?

— Михаил Петрович, — кивнул я доктору. — Вы меня вызывали. Что случилось?

Записка от коллеги никакой информации не несла. Одни только призывы явиться поскорее, ибо ситуация непонятная.

— Ах, Евгений Александрович, как хорошо, что вы приехали! — воскликнул Бортников, пожимая мне руку. — У нас тут странный случай, я в полном недоумении.

— А подробности? — спросил я.

— Сергей Дмитриевич внезапно заболел. Симптомы крайне необычные — все тело покраснело и покрылось белыми пятнами. Ничего подобного…

— Может, новое заболевание? Опишем, опубликуем, назовут «болезнь Бортникова», прославитесь в веках.

— Вам бы всё шутить. А мне уже не смешно, — чуть обиженно ответил Михаил Петрович.

— Ну давайте посмотрим. Где руки помыть можно? Давление? Температура? Что предпринимали? Рассказывайте, чтобы время не терять.

— Кроме слегка повышенной температуры, если тридцать шесть и девять можно считать таковой, остальное в норме. Использовали каламиновый лосьон. Эффект крайне незначительный.

Мы прошли в спальню хозяина. Сергей Дмитриевич лежал в постели, его лицо выражало страдание и тревогу. Прямо хоть картину пиши. «Умирающий начальник».

— Ваше превосходительство, — поклонился я. — Прошу прощения за свой вид — меня ваш посланник встретил в дороге, даже переодеться не успел заехать.

— Здравствуйте, Евгений Александрович. Не до протокольных условностей. Лишь бы разобраться с этой непонятной болезнью. — ответил он. — Вдруг заразное что-нибудь.

— Давайте посмотрим, что с вами стряслось.

Я внимательно изучил кожу губернатора. Действительно, большая часть тела была ярко-красной, а на груди, животе и руках виднелись странные круглые белые пятна различного размера. Кстати, довольно симметрично расположенные. И фигня эта исключительно на передней поверхности грудной клетки. Остальные участки начальственной кожи имели, как пишут в историях болезни, физиологическую окраску, из элементов сыпи нашелся единичный прыщик на левой ягодице. И всё. Организм Ржевского сигналов об имеющейся острой патологии не подавал. Лимфоузлы спокойные, ни одного даже чуть увеличенного обнаружить не получилось. Если придраться, найти много чего можно, от подагрического артрита вне обострения до искривления позвоночника легкой степени, но с имеющимся странным рисунком на коже не имевшего ничего общего.

Я померил давление тонометром, который взял у Бортникова. И тут все в норме. Можно губера в космос посылать.

Из жалоб удалось выудить головную боль, не очень интенсивную, да легкую сухость во рту.

— Ну рассказывайте, как всё произошло.

— Утром вышел в сад, позавтракал там. Решил не уходить, на месте поработать с документами. Да так что-то расслабился, пересел в шезлонг, и задремал. Проспал часа два, наверное.

— В чем одеты были?

— Так тепло, я халат домашний накинул прямо на голое тело, даже распахнул потом его.

— А в саду кроме вас был кто-то?

— Петр, сынишка. Сами понимаете, только переехали, друзей еще не нажил…

— А нельзя ли позвать молодого человека? Кажется, я догадываюсь, в чем причина вашего недомогания.

Сергей Дмитриевич дернул за шнур звонка, и послал за сыном. То, как я определил его состояние, губернатору вряд ли понравилось, наверное, он бы предпочел более жесткие формулировки. Но извините, я что вижу, то и говорю. На недуг пока не тянет.

Ржевский-младший явился быстро, буквально через пару минут. Вошел, вежливо поздоровался, и застыл у двери. Пацан лет семи, вылитая копия отца. Нос, тонкие губы…

— Петр, могу я попросить вас выложить на стол содержимое ваших карманов?

— Да, сынок, будь добр, — завизировал мои слова губернатор.

Без особой радости молодой человек требование выполнил. В карманах у Петра Сергеевича имелся небольшой склад вещей, без которых ни один уважающий себя мальчик играть в сад не пойдет. Перочинный ножик, перышки, скорее всего, найденные при исследовании местности, грязноватый носовой платок, две гильзы от винтовочных патронов и целое богатство — пригоршня меди.

— А давайте, я угадаю, сколько там всего монет и какого они номинала, — предложил я, поворачиваясь от стола.

Доктор и губер переглянулись. Что, мол, за цирк⁇

— Это фокус какой-то? — спросил Ржевский. — Какое отношение это имеет…

— Три двухкопеечных монеты, шесть по копейке, четыре полукопеечных и шесть четвертушек. Правильно, Петр?

— Да, — удивленно сказал мальчик. — Но как вы?..

— На минутку всего, — сгреб я мелочь. — Отдам в целости.

Подошел к Сергею Дмитриевичу, и начал раскладывать монетки по белым пятнам.

Ржевский конца процедуры ждать не стал, а сначала хрюкнул дважды, а потом начал хохотать.

— Так это я на солнце уснул, обгорел, а Петька на мне выложил… Рассказать кому! — губернатор сел, прикрыв ноги одеялом, и продолжал смеяться, вытирая слезы в уголках глаз. — Смертельное заболевание! Никто не мог разгадать! Ой, не могу! Ну, сынок, порадовал!

Я налил из графина воды в стакан, подал ему. Оно понятно — только что умирать собирался, а оказалось, пал жертвой детской шалости. Хорошо, что Сергей Дмитриевич оказался человеком отходчивым, виноватых назначать не стал.

— Ну, раз мои услуги больше не нужны, я пожалуй… С дороги, знаете ли…

— Евгений Александрович, я вас приглашаю на обед. Давайте… в четыре пополудни. Вы как раз успеете переодеться, и жду вас с Михаилом Петровичем. Так, знаете, по-семейному, посидим…